hedonismbot
08.05.2011 в 10:53
Пишет adike:интересный рассказ, с инета.
Ходила я на курсы английского. И к моменту этой истории группа чётко поделилась на 2 части. Противная сторона: несколько молодых китаянок, звуконемой мексиканец и три японки. Наша сторона - имела неофициальное гордое название “Западно-европейский блок”, в него входили венгр, француз, мы с приятельницей, мексиканка, годящаяся нам в матери, холостой китаец и тибетец. О каждом из них можно писать бесконечные истории, но сейчас не об этом, иначе закопаюсь.
Поясню только для тех, кто не в теме: в одном помещении китайцы и тибетцы находится не могут. Вспыхнет пожар, кто-то должен уйти. Когда рот открывали китаянки, нужно было всё бросать и смотреть на тибетца (назовём его НДжи): он опускал голову, его взгляд наливался чёрной густотой ненависти такой тяжести, что становилось не по себе. Он молча, не мигая, исподлобья смотрел на ораторшу (а вещали они только об одном - о величии достижений современного Китая) и, поймав момент, выстреливал короткой разрушительной фразой, превращая речь выступающей в груду мусора.
Из-за стола тут же взлетали, клокоча, как стайка неврастеничных перепёлок, остальные китаянки, махали руками, переходя на визг, но НДжи не менял позы. Он вообще НИКОГДА не снисходил до ответа на их прямое обращение. Иногда, занимаясь своим заданием, он что-нибудь произносил себе под нос, а на другом конце класса вертикальным взлётом взмывали под потолок китаянки, захлёбываясь от гнева. В их сторону он, разумеется, головы не поворачивал.
читать дальше
Он вообще был довольно необычный. На вид лет эдак 25-45, поди пойми. Молчаливый, коренастый, невысокий. Работал укладчиком зелени в дорогом продуктовом магазине. Чтобы точно его представить, вспомните фотографию Пикассо, с его чёрным пронзающим взглядом в упор. Взгляд – один в один.
Мы, ученики и молодая училка, сидели за одним большим столом; когда шел учебный диалог, НДжи переводил взгляд с одного не другого, не поворачивая головы. Переносить этот взгляд на себе было непросто. Как-то в диалоге выяснилось, что он преподавал в индийском универе философию и историю религии. У меня сразу “встал на место” его взгляд, который никак не вписывался в “укладчика зелени”. Он был о-очень необычный, этот тибетец.
Позже выяснилось, что он монах-расстрига. Когда был тот расстрел монахов, он был среди них, остался в живых и бежал с друзьями в Индию. Во время перехода через горы в живых осталось четверо, он в том числе. Училка, может из вежливости, а может из любопытства, спросила, из какого он монастыря. НДжи ответил. Я не поняла ответа, но реакция китаянок была ошеломляющая: они вытаращились на него с почтительным ужасом и с тех пор перестали верещать и визжать в его присутствии и вообще здорово притихли.
Я заметила, что на венгра ответ тоже произвёл впечатление, поэтому, улучив момент, подвалила к нему под бочок. Тот долго шепотом объяснял, вворачивая венгерские слова, когда не хватало английских. Единственное, что я поняла, что этот монастырь – какая-то совершенная запредельность, каста в касте, что тамошние монахи могут ходить по стенам и вообще делать ужас что. И я стала плотоядно присматриваться к монаху, очень хотелось попросить его сделать что-нибудь эдакое, ну по стене пройтись хотя бы.
Венгр был счастливый молодожён. Никакие тяготы беженцев или волнения в поисках работы его не касались. Он приехал в распростёртые объятия новой семьи , они в нём души не чаяли. (Дочь поехала отдохнуть в Венгрию и влюбилась в нашего венгра с первого взгляда). Сама училась на актрису, молодой муж пока пребывал в отпуске, похаживал на английский, изучал новую жизнь и родственников. Кем он был до того не помню, но говорил, что подумывает стать сценаристом, чтобы писать сценарии для жены. Ну молодожен, одно слово
. Был он счастливый и заводной и именно с его появления и началось разделение нашей группы на два клана.
До него мы сидели довольно серьёзные: чинные японки с прямыми спинами; напряженные боеготовные китаянки, не реагирующие ни на какие шутки никогда; мексиканец, приходивший с единственной целью – поспать, тк на эти курсы его отпускали с работы.
Мексиканка – мать 4 взрослых сыновей, старший из которых был ей почти ровесником. Жизнь её была вечное путешествие между сыновьями. Как-то на вопрос “Что является Вашим хобби?” ответила: ездить по городам и определять, какая пицца в городе самая вкусная. Ответ произвёл на меня неизгладимое впечатление. Вот бывают же хобби! (хотя на первом месте, всё-таки считаю ответ: “читать”. Причём, произнесённое гордо и с достоинством).
Мексиканка сначала сидела сама по себе, но потом смекнув, что на галёрке идёт бурная жизнь, и мы с законопослушными лицами пытаемся незаметно превратить уроки в балаган, переползла к нам и хорошо вписалась в новую компанию. Иногда она служила щитом от училки, прикрывая нас. Той неудобно было выговаривать пожилой женщине.
Последним появился француз. Он был хорош собой, буен и неполиткорректен. Он мог посреди урока внезапно что-нибудь спеть или залезть под стол, он был непредсказуем. Училка побаивалась его и, думаю, считала сумасшедшим. Его хобби была астрономия. У него дома была крупная, подвижная, собственноручно созданная модель солнечной системы, он постоянно просчитывал полёты каких-то метеоритов итд, ну что за хобби для француза? Француз, как и любой, совершенно всякий человек, тем более неамериканец, по мнению училки, должен был иметь ОДНО хобби: бороться за права человека и арабов, в частности.
Все её тексты, пламенные беседы, подборка упражнений были на одну тему. Она искренне пыталась поднять нас на борьбу с американским империализмом, цель которого – уничтожить арабский мир. Сама она (со своим бойфрендом-иранцем) ездила на все митинги протеста и демонстрации, которые были в пределах её досягаемости.
В то же время она стойко пыталась исполнять свой высокий долг в деле Просвящения и Оцивилизовывания недоразвитых народов (нас в смысле). И тут-то наш клан отрывался по полной. Мы, как бы с отвлечёнными лицами, целенаправленно загоняли её в угол, выводя на очередные ляпы. О чём бы (в своей просветительской работе) она не начинала говорить, мы поворачивали дело так, что в конце по-любому выходило, что дура.
Мы отыгрывались за себя и “за того парня”, точнее, “за ту китаянку”. Девицы не смели возражать Учителю, но в этом деле мы и за них, и за их многовековую культуру стояли горой. Ибо нефиг.
(Ну, например, знакомила как-то она нас со знаком “Peace” (знак Мира). Нарисовала на полдоски эмблему Мерседеса, и давай вещать. Китаянки, повысунув языки, перерисовывали старательно в тетрадочки, а мы, переглянувшись и определив “водящего”, начинали процесс (никогда не спорили с ней массово, чтобы не вызывать подозрений, начинал кто-нибудь один, а если она пыталась замять или перевести тему, мы подначивали типа “расскажи-расскажи, как интересно, не может быть!”). Послушав маленько училкину версию о том, как амер. хиппи выдумали Пасифик, венгр сначала возразил дескать, знак-то сочинили в Англии, а потом выдал и полную историю создания. Она особенно не сопротивлялась, со своим “really?” и особенный шарм ситуации добавлял здоровый круг Мерседеса за её спиной. Потом, конечно, поправили и его).
Другой пункт на уровне шизы у неё был – политкорректность. Она могла бесконечно рассказывать о том, как нужно вести себя в современном обществе. Например, что высшее оскорбление женщине – это дать понять, что вы замечаете, что у неё есть внешность и пол. Это немыслимо, это запрещено итдитп, и тут, конечно, француз слетал с тормозов и останавливал учебный процесс, доводя её до истерики и красных щёк. Она сопротивлялась, дескать, в литературе, в песнях, в странах третьего мира это, возможно, это ещё присутствует, а так же долго будет иметь отражение в искусстве, но в жизни, тем более здесь, это невозможно и расценивается как оскорбление, поэтому будьте осторожны и никогда не делайте подобных ошибок, тем более, имея ввиду конкретную женщину.
Француз преданно и благодарно кивал, и когда уже успокоенная училка расслаблялась, спрашивал: “- То есть Вы хотите сказать, что я не могу сказать Петре или при Петре, что она красивая?”
Поднимался гвалт, училка выходила из берегов, объясняя и разъясняя и параллельно успокаивая меня, чтобы я не обижалась и требовала публичных извинений от француза. Он их тут же охотно приносил, заверяя, что никакая я не красивая, а толстая, противная, и ещё cross-eyed.
- Что это cross-eyed?
И добрые однокашники немедленно на все лады вытянув шеи, радостно изображали косоглазие.
- Сам ты cross-eyed!
- Да, - кивал довольный француз, - а ещё у неё одна нога короче другой!
Ещё в нашей компании был молодой китаец. (Он работал в китайском ресторане, а через год купил дом в НЙ и уехал). У него была заветная мечта – познакомиться с китайской девушкой. И вы удивитесь – в чём же проблема? Неуж китайских девушек мало? Много. Но китайцы у нас разные: те, из Китая, приехавшие учиться в Университете (на каждую группу китайцев – контролирующий особист) и эти, с американским гражданством. Наши китаянки не то что не разговаривали с этим парнем, а вообще не смотрели в его сторону – низзя! Он сначала чувствовал себя неловко, но постепенно прижился под ласковым крылышком Западно-Европейского блока, и что характерно, бывший монах не держал его за китайца.
Японки (как и китаянки) держались в связке. По отдельности я их не видела. Уже потом, когда закончила курсы (наш блок быстро попёрли, типа выучились уже), то узнала их поближе, но во время учёбы они сливались в одно вежливо улыбающееся целое. Они деликатно кивали на абсолютно всё, а в моменты нашего буйства, начинали оживлённо лопотать между собой на японском, чем увеличивали общий галдёж.
И последняя в нашем классе была девочка-Верочка, но это неинтересно.
Монах так заинтересовал дам,что я отклонюсь от основной темы и пойду к финалу окружным путём...
Поначалу он был точной копией изваяния будды (ну эти, которые сидят на клумбах). Сидел за столом такой же каменный и беспристрастный. Но постепенно, с появлением компании, он оттаивал. Разговорчивее не стал, но потеплел.
Одно из открытий (для меня) было традиционная тибетская семья.
На занятиях мы постоянно делали сообщения о традициях или культуре своих стран (что очень интересно, тк одно дело, когда читаешь об этом, и совсем другое, когда абориген сам рассказывает. Опять же вопрос задать можно).
Итак, НДжи доложил нам, что модель семьи, которая к нынешним временам давно уже отмерла, хотя в некоторых в глухих деревнях местами ещё держится, – многомужие. Женщина выходит замуж за всех братьев семьи, переезжая в их дом.
Если в доме есть маленькие братья, то они ждут поры совершеннолетия и тоже вступают с ней в брак. Невесту подбирают средного возраста, старшему, но под всех братьев (т.е. когда старший совсем уже стар, то в наличии ещё имеется муж молоденький, что, как отметил НДжи, очень полезно для здоровья женщины). Чем больше в семье сыновей, тем привлекательнее для невест дом, тк большее количество добытчиков делают дом благосостоятельнее.
За семью, в которой всего один или два сына, хорошую невесту не отдадут. Придётся довольствоваться либо сироткой, либо что осталось.
Такая модель удобна тем, что оставляя наследство, не нужно делить хозяйство, т.е. с годами оно, по идее, должно расти и шириться.
На этом он закончил свою речь и просил задавать вопросы, если вдруг непонятно.
У китаянок к нему вопросов, разумеется, не было, а мы, переварив (точнее, НЕ переварив) услышанное, начали. Первым выступил француз:
- А как же решается проблема, когда кому спать с женой?
НДжи не понял вопроса.
Ему на разные лады разъяснили, он удивился:
- Здесь нет никакой проблемы, это решает жена.
Француз обиделся:
- А другие что, ждут? Расписание что ли?
- Нет никакого расписания. Кого она позовёт, тот и идёт.
Девушки оживились. Мы слыхали, что Тибет – Колыбель Цивилизации и Центр Мироздания, но теперь это приобретало реальные черты, действительно, как мудро всё устроено.
- А если одного она всё время не зовёт и не зовёт? – забеспокоился за далёкого тибетского мужа француз.
- Значит, ему нужно постараться, чтобы заслужить её внимание. Лучше работать, например.
Француз присвистнул. Он чувствовал, что тибетецы где-то что-то не понимают, и ему нетерпелось привести ситуацию к понятному знаменателю. Попытавшись сделать ещё несколько заходов, он, тем не менее, неизменно упирался в спокойное “Она решает”.
- А чьи, простите, считаются дети? – поднял руку венгр-молодожён.
- Как чьи? Всех, хотя в некоторых сёлах считалось – старшего брата.
- Их не различают по отцам?
- Нет.
- И тебе неинтересно знать, который из 10 сыновей – твой?
- Все мои.
- Ага, щаз! – оживилась мужская часть класса.
- Это неважно. Эти дети принадлежат одному роду, и если кто-то из отцов погибнет, другие будут кормить всех детей как своих, а для матери и так не важно, кто отец её ребёнка, она будет заботиться обо всех одинаково, но чем больше мужчин кормят её детей, тем лучше.
- А как на счёт ревности? Братья не ревнуют, не ссорятся? – не унимался француз.
- Как они могут ревновать, если это их всех жена?
- Ну прям совсем?
- Совсем. Наверное.
- Ну вот тебе совсем-совсем радостно было бы смотреть, как брат идёт с твоей женой в спальню?!
- Так это и его жена тоже.
- То есть тебе дела нет?
- Нет.
- А если сосед косо посмотрит на твою жену, тебе тоже дела нет?
- Как это посмотрит?
- А вот так! – и француз изобразил вызывающий, приямо-таки страстно-испепеляющий взгляд и помотал бровями.
- Нет. Сосед так не посмотрит. Его убить могут.
- ААААА!!! – завопил класс, довольный, что ревность всё-таки существует и значит, если Шекспир покопался бы там повнимательнее, то всё бы там нашлось. Всё как у людей.
Но меня беспокоил другой вопрос:
- А что, если жене не хочется исполнять супружеские обязанности с каким-то из мужей?
- Как это не хочется? – удивился НДжи, ход европейской мысли опять ставил его в тупик, - Как не захочется?
Тут все девушки наперебой начали объяснять:
- А так вот и не захочется!
- Ну не нравится один, хоть режь!!
- Ну совсем плохой, плохо работает, во!!!
- Ну не может она с ним идти, со всеми без проблем, а с этим – ну никак!
Француз и венгр в один голос радостно:
- А это уже ЕЁ проблемы!!!
Девицы загалдели, начался базар стенка на стенку, который клубился бы ещё долго, но смолк в одно мгновенье, разбившись о тихий голос НДжи:
- Нет. Это как раз – ЕГО проблема. Его большая проблема.
Мы затихли. И он поведал нам грустную историю о том, что если с одним мужем жене не хочется спать, или невзлюбит его так, что превозмочь уже никак, то начинается чёрная полоса в жизни мужчины.
Сначала, когда неприязнь ещё не озвучена официально, он просто старается изо всех сил, чтобы заслужить её расположение. Братья исподволь ему помогают. Если успехов никаких, то ему даётся испытательный срок, и если и это не приводит к доброму результату, то в игру вступает ПОСЛЕДНЯЯ карта. Самая последняя:
к женщине приходит Свекровь.
(Девчонки! Прежде, чем читать дальше - приготовьте салфетку, чтобы утереть скупую слезу, прольющуюся над несовершенством мироздания):
К женщине
на поклон приходит свекровь. И,
стоя на коленях,
просит пожалеть её сына и позволить ему остаться.
Хотя бы ещё на время. Она выслушает много обидных слов о своём сыне, которого она так плохо воспитала. Она будет просить и обещать, обещать и просить, лишь бы сыну было позволено остаться.
Женщина, безгранично уважая возраст свекрови, может принять её просьбу и оставить мужчину в доме.
В этом месте класс замер… Как изменился мир!
Тишину нарушил француз, как наименее сочувствующий тибетской модели семьи:
- И что будет, если она скажет “Нет”?
- Тогда ему нужно уйти. Пути у него два – в монастырь или в наёмные работники, жить при каком-то доме и работать за еду и кров. Но велика возможность того, что он погибнет как бездомная собака – от голода.
Мы опять немножко пошумели. В разных концах земли заикали далёкие свекрови.
Мне определённо нравился тибетский вариант, я попробовала поближе присмотреться к самой нелюбимой части ведения домашнего хозяйства:
- Скажи, а мужчина может помогать женщине по дому, или это считается только женской работой?
Он не понял вопроса. Но я не унималась и настойчиво пыталась выяснить – кто в доме моет посуду на такую прорву людей.
Оказалось, что домашние обязанности тибетской женщины мало отличаются от европейских, исключалось только одно – женщина не могла работать на земле (т.е. все сельскохозяйственные работы выполняли мужья).
- Ну а там, обед приготовить или посуду помыть, мужчина может?
- Но он же занят своими делами вне дома.
- Хорошо, а если, предположим, снаружи ВСЁ сделано, он может помыть посуду или подмести пол, или он не станет этого делать ни при каких обстоятельствах как, например, у мусульман?
- А… конечно может, почему нет? Если он освободился, он будет выполнять любую работу внутри дома, если нужна его помощь.
- Скажи, Нджи…, - вдруг задумчиво подала голос училка, сидевшая среди учеников, - а как ты стал монахом?..
Все вытаращились на неё, поражённые озарением. И только я не удержалась от гримасы (ну это надо такое подумать? В тибетских монахах и буддийской шкале ценностей я, конечно, ничего не понимаю, но в мужчинах – вполне. И тут не надо особо приглядываться, чтобы понять, что таких мужчин жёны из домов не выпирают).
Он улыбнулся:
- Родители отдали меня в монастырь, когда я был подростком. Это большая честь для семьи, если кто-то из детей станет монахом (монахиней).
- А у меня вопрос, - подняла руку девочка-Верочка, - а как быть остальным женщинам?
- Каким остальным?
- Ну тем, которые не выйдут замуж.
- Что значит не выйдут? Которые не хотят замуж – становятся монахинями.
- Нет, которые не хотят в монахини.
- Тогда идут замуж.
- Так на всех мужей не хватит!
- Как не хватит? Это женщин не хватает, мужчин всегда больше.
- О, а в Европе наоборот.
НДжи вздохнул – там хорошо, где нас нет.
- Как же быть тем, кому не хватит семей-братьев?
Он опять не понял, ему долго объясняли, наконец, он рассмеялся:
- Вы хотите сказать, что какой-то женщине может не хватить мужчины?
- ДА!
- Такого быть не может: если женщина хочет выйти замуж, она же всегда найдёт за кого, остаться одному – проблема мужская. Она может забрать одного из младших мужей и они будут жить сами. Но в деревнях так не проживёшь, поэтому это могло быть только в городе. Там можно прожить и с двумя мужьями, даже с одним. А на земле – нет, нужно много…
И мы опять возражали и опять много говорили…
…Так проходили наши занятия-путешествия к далёким берегам… Студенты приносили диковинные вещи, хранящие память предков. Каждый бережно нёс свой рассказ как драгоценную воду в пригоршнях, боясь расплескать, пытаясь передать своё трепетное отношение к тому своему далёкому непохожему, чего больше нигде не встретишь…
P.S. Кстати, он потом таки сказал нам, почему вышел из монашества. При китаянках, видимо, не хотел, и всегда уходил от ответа, хотя мы делали несколько заходов. Но как-то в малом кругу мы мусолили задание, и зашла речь о том, что прежде чем вернуться в мир, монахам назначается испытательный срок: проверяют на прочность его решение. Если этот путь пройден и отговорить не удаётся, то его без препятствий отпускают. Но на семью ложится тень позора. Родители НДжи, например, вынуждены были переехать в другое место, потому что стыдно было смотреть знакомым в глаза. (И кстати, на момент крупнейшего восстания и расстрела монахов, он уже был расстрига, но пошёл вместе со всеми).
- А почему ты всё-таки решил уйти? – тихо спросили его в очередной раз.
Он замолчал. Нам стало неловко: вот пристали, бестактные, видно же, что не хочет говорить, всё - больше никогда не спросим. И вдруг:
- Я хотел быть с женщиной.
- С конкретной? Ты был влюблён?!
Он дёрнулся, взгляд стал чёрным:
- Нет. Этого не могло быть.
- А когда ты встретил свою жену?
- Гораздо позже, в Индии, мы работали в одном университете, а потом переехали сюда.
(на момент этой истории у него был маленький сын, но года 2 назад родился ещё один).
- А ты никогда не пожалел, о том, что сделал? - ляпнула я.
- Моим родителям было очень тяжело.
- Ты никогда не пожалел?
Он медлено поднял глаза и посмотрел в упор:
- Нет. Нет ничего лучше, чем быть с женщиной.
Итак, возвращаемся в наш класс, в обычный день, похожий один на другой.
Занятия проходили по одной неизменной схеме – 45 минут занятие, 15-20 минут перерыв на кофе и опять 45 минут. Нельзя сказать что сам урок был заформализирован, но мы всё-таки занимались каким-то делом и шли по заданной училкой колее. А перерыв первоначально был задуман как время неформального общения. Предполагалось, что мы будем применять полученные знания в свободном полёте.
Японки уходили сразу и отдыхали от нас на японском. Китаянки, как более дисциплинированные, находились в классе, но шушукались тоже на своём. Западно-Европейский Блок, таким образом, беспрепятственно принадлежал сам себе и мог потрындеть о чём хошь.
Но училка быстро учуяла своим политкорректным носом, что в этом объединении есть что-то неправильное, и поспешила вмешаться и употребить наше свободное время на пользу (на нашу пользу, естесственно). Она решила поучить нас “Искусству общения в американском обществе”, оно же Social Skills, оно же Small Talk.
Ну, местные уже поняли и скривились: Small Talk это предельно выхолощенный неэмоциональный разговор ни о чём на определённые темы, которые изначально исключают конфликтность, спорность, а так же интерес и смысл. Суть СмолТока - передержать определённое время большое количество народу на маленькой площади так, чтобы всё было мило, гладко, приятственно, не вспыхнуло никаких размолвок, и чтобы в конце вечеринки все с лёгкой душой разошлись.
Круг тем, вопросов и ответов выверен и отшлифован годами. Основное искусство – держать лицо.
Вы спросите: так что, по-человечески и поговорить уже нельзя? Можно. Но для этого есть узкий круг друзей. Таким образом, училка лишила нас возможности поболтать в узком кругу друзей, заставляя играть по правилам СмолТока, и нам пришлось со взаимно покислевшими минами болтать о всякой всячине за стаканчиком кофе. При этом она сидела с нами, вежливым цербером направляя и корректируя беседу.
Одна из главных тем СмолТока, я бы сказала, основополагающая – о еде.
Кто что ел. И вкусно ли это было. Варианты – вкусно, очень вкусно, рилли вкусно. (Что характерно, в школе детей тоже к этому приучают).
Когда в классе появился француз, уроке на втором мы по кругу отвечали на вопрос “Как прошли наши выходные”. Отвечать нужно было в определённой глагольной форме, пару предложений.
Когда дошла его очередь, он ответил:
- В субботу мы ходили на большую вечеринку к друзьям.
Этого было мало, училка направила:
- Вам понравилось на вечеринке?
- Да.
- Что Вы там ели?
Француз подумал, что не понял, и на всякий случай переспросил.
- Что Вы там ели? – ласково отчеканила училка.
Он опешил. Бросил вопросительный взгляд назад и растерянно повернулся обратно. Училка опять пришла на помощь:
- Там было много разной еды, не так ли?
- Да, - кивнул смутившийся француз, он не понимал, в чём подвох.
- Что Вы там ели?
- Ел?!.. В смысле кушал?! (он изобразил быстрые движения “ложкой”)
- Да.
- Ох… да не помню… какая разница… чё-то ел…
- Это было вкусно?
Потерявший точку опоры, француз пополз взглядом по лицам одноклассников, но первыми сидели фарфоровые китаянки, затем спавший мертвецким сном мексиканец и наконец, его взгляд упёрся в меня. Я медленно кивнула, мол, всё норомально, брат, у них всегда так. Он быстро обернулся и ответил:
- Да, это было съедобно.
И во время перерывов гастрономическо-погодная тема была у нас основной. Мы, конечно, удирали, как могли, но оставлять класс пустым было неловко, поэтому либо училка кого-то в упор остановит, либо мы сами поддерживали вялое присутствие.
Так, ни шатко ни валко, мы отсиживали свою повинность на “непринуждённую беседу”, но неожиданно одна из китаянок забеременела, и у нас появилась общая тема для разговоров. У всех в классе, кроме молодых китаянок, были дети (каламбур, однако!), поэтому мы искренне расспрашивали о её здоровье и что она ест.
Забавным открытием для меня было – однажды она пожаловалась, что никак не может привыкнуть в Америке к тому, что приходится есть мясо коровы, забитой НЕ СЕГОДНЯ.
Она плакалась, что долго вообще не могла есть мясо, но постепенно приучает себя понемножку, и это ужасно, ужасно! Она мучалась и хотела домой.
Китаянка оказалась из какой-то деревушки, в которой мясо не хранят, а как забьют корову, так тут же и съедят. (Кстати, студенты-китайцы дружно ловили форель в местной реке, в которой ловить рыбу запрещено, тк вода считается экологически нечистой (не знаю, насколько это правда, но китайцев это не брало). Случаев нападения на коров, вроде, не замечалось).
В общем, с наступлением беременности наши внутригрупповые отношения с Китаем несколько потеплели, мы её жалели. Она тоже помягчела. Подруги стали её сторониться, как будто она выкинула что-то вздорное, да и не понимали они ничего в этом деле.
Для тех, кто пропустил, напомню, что детей у них через год забирают и увозят на родину, чтобы молодые родители, которым нужно учиться в универе, не вздумали анализировать, где жить лучше - внутри Китая или снаружи.
Дни шли за днями, и однажды пожилая мексиканка осторожно спросила:
- Скажи… а почему ты так сильно прибавляешь в весе? Что доктор говорит?
Это была правда – разнесло нашу девицу со страшной силой, но вопрос задавать было неудобно.
- Не знаю, а что, не должно?
- Ну… должно… но не так.
Училка тут же закудахтала, что девочка выглядит прекрасно, что всё совершенно в норме, что доктор бы непременно сказал, начала делать пассы руками и таращить глазами, чтобы дать понять мексиканке, что та переходит границу приличий. Но та строго подняла руку, как бы отстраняя её, мол, политес – в другой раз. От неожиданности училка села.
- Что ты ешь? Ты отекаешь?
- Не знаю, - заканючила девчонка, - ем как всегда, как доктор говорит.
- Расскажи, что ты ешь.
И китаянка, шмыгая носом, начала перечислять всё, что она ест. Мы, сдвинув брови, внимательно слушали её (класс мгновенно превратился в научный консилиум, на каждом появилась незримая белая шапочка, на девочке – линялый халатик).
Она детально перечисляла всё, что она ест и где покупает, училка автоматически (себе под нос) поправляла произношение, мексиканка кивала. Ничего криминального в её рационе не было.
- Это все?
- Из еды - всё.
Мексиканка насторожилась:
- А не из еды?
- Только то, что доктор прописал.
- Витамины?
- Витамины тоже.
- А что ещё?
- Peanut Butter, банку за пару дней.
- Что?! – заорал класс, - банку?!
(Peanut Butter – это арахисовое масло, калорий – на месяц вперёд, и то лишко. Есть это можно только если приучили с детства, приезжие обычно не едят. Считается, что это придаёт энергии, выглядит как варёная сгущёнка, только не сладкая, поэтому это мажут на хлеб, а сверху заливают вареньем, бррр).
Мы поняли, что произошло какое-то недоразумение, поэтому потребовали подробностей.
И она поведала, что пожаловалась врачу, что есть ничего не может, особенно по утрам, хочет спать и плакать и домой, на что доктор посоветовал есть что-нибудь сладенькое. Но наша китаянка, оказывается, с детства не ест ничего сладкого, а теперь и вовсе не может. Доктор начал перебирать соблазнительные сладости, но она отвергала всё. Наконец он воскликнул:
- Что, и Peanut Buter не любите? Не может быть! Это все любят! Вы должны, должны есть что-нибудь сладкое, ребёнку это необходимо для формирования, к тому же там много белка!
Далее следовали рыдания о том, что это невозможно есть, и что это совершенно несъедобно (тут уж мы согласны). И главное – это совершенно не сладко!
- Так его же не едят так! На него кладут желе! – испугалась училка.
- Желе? – вытаращила от ужаса глаза китаянка, - ещё и желе? Я не смогу! Я и так рыдаю каждый раз и терплю только из-за ребёнка.
Мы на все лады начали объяснять ей, что во-первых, доктору и в башку не могло влезть, что она станет столько этого есть, а во-вторых, американских врачей вообще слушать не надо.
- А кого же надо слушать?
- Нас!
Удивительно, но она, очень как-то сразу это приняла. Особенно мексиканку. Та методично рассказывала ей, что нужно кушать, но мы опять упёрлись в мясо. “- Вот вырастет твой мачо, - уговаривала она её, - будет профессором в университете, тогда пусть становится вегетерианцем сколько хочет, а сейчас нельзя! Детям нужно мясо, чтобы голова работала”. И она постучала себя кулаком по лбу, чтобы до китаянки наверняка дошло, для чего ей нужно есть мясо.
Та опять начала охать.
- Слушай, - предложил венгр, - ну ешь тогда колбасу. Или ветчину? Уверен, что даже в Китае колбаса сделана не в тот же день, когда её едят.
Мы единодушно одобрили это гениальное предложение и сошлись на том, что она будет делать себе на завтрак большой бутерброд и разрешили ей выкинуть арахисовое масло.
Училка попыталась объяснить китаянке, что она не может так радикально менять свой режим и должна получить одобрение доктора, но её авторитет уже был ничто по сравнению с авторитетом нашего консилиума. Училка пригрозила, что если что – пусть пеняет на себя. Мы неодобрительно загудели.
Прошло несколько дней, скажем, неделя.
Китаянка в весе не сбавила, но скисла.
Спросили – как здоровье, что кушает, как настроение, как ветчина по утрам?
Она чуть-чуть похорохорилась, но потом созналась, что всё плохо. Мы расстроились – ну что, совсем?
- Не совсем, но замёрзшее масло на ветчине тяжело даётся.
- А почему замерзшее?
- За ночь замерзает.
- А что делает масло ночью на ветчине?!
Китаянка на полном серьёзе (а они, похоже, вообще никогда не шутят) объяснила, что бутерброд она себе делает с вечера, заворачивает в плёнку и кладёт в холодильник, потому что утром у неё не хватает времени его делать. (Замечу, она не работает, а курсы пару раз в неделю и начинаются эдак в час).
- А что там вообще делать? Минута!
- Какая же минута? Надо хлеб порезать,
- Это полминуты, купи порезанный!
- Ветчину порезать,
- Два куска?! Купи порезанную!
- Лист салата помыть,
- Помой с вечера.
- Маслом намазать, это никак не минута! Я очень медленная по утрам, к тому же как начинаю всё это резать, сразу вспоминаю маму, и нормальную еду, и хочу домой, и начинаю плакать. А когда утром поревёшь – весь день такой.
Мда… мы молча смотрели на неё.
- Когда я готовила завтрак, на всю семью, - заметила мексиканка, - я одновременно ещё делала кучу дел. И точно никогда не плакала над ветчиной. У меня не было ветчины. А была бы – я над ней не плакала бы.
- Но у Вас, наверное, было нормальное мясо!
- Совсем не каждый день.
Китаянка поняла, что она опять отдаляется от нас в туман глухого непонимания, и упавшим голосом прибавила:
- Я не могу есть холодное мясо… или ветчину, какая разница…
Француз пробурчал что-то по-французски (судя по интонации - выругался) и предложил:
- Есть идея. Делай на завтрак сосиски. Это очень быстро, это типа мяса и это не холодное.
Мы одобрительно загудели. Против сосисок никто ничего не имел.
Китаянка высморкалась и попросила научить её покупать и делать сосиски на завтрак.
Рассказав и показав на пальцах всё, что могли, объяснив, где это купить, приступили к объяснениям:
- С утра, как встаёшь, наливаешь в кастрюльку воды…
- В какую?
- В самую маленькую, чтобы 2 сосиски влезли, наливаешь воды…
- Сколько?
- Немного, половинку…
Перебивают:
- Нет, не так, проще наоборот: кладёшь 2 сосиски и заливаешь водой…
- На 2 пальца воды…
- Это много, на один!
Китаянка начинает испуганно моргать:
- Так как же правильно?
Начинаем шуметь, в сосисках-то каждый спец.
- Стоп! – останавливает мексиканка, - так мы её запутаем, надо, чтобы объяснял кто-то один. Это его идея, - показывает на француза, - ты и говори!
Довольный француз откинул прядь со лба и со знанием дела начал:
- Приготовление этого блюда совершенно не займёт у тебя времени и не напомнит маму. Кстати… а воспоминания о муже у тебя не вызывают негативных эмоций?..
- Говорите, пожалуйста, по существу, придерживайтесь рецепта! – занервничала училка.
- А я по существу! Я же для беременной рассказываю, видите, какое у неё эмоциональное воображение, я должен это учитывать.
- Нет, пусть лучше девушки рассказывают, они это лучше сделают.
- Нет, пусть он, пусть он! Он лучше знает, это традиционная французская кухня!
- Мерси, - кивает в нашу сторону француз и продолжает, - как только утром встаёшь… (делает многозначительную паузу, выжидая, последует ли что-нибудь от училки, но нет, та терпит) – иди сразу на кухню. Кастрюльку приготовь с вечера, пусть стоит наготове… (Опять строгая пауза). Утром наливаешь воду в кастрюльку…
- Подождите, я запишу.
- Записывай: налить воду в кастрюльку…
- Сколько?
- Какая кастрюлька?
- Такая (показывает руками).
- Вот до сюда (показывает).
- Достаёшь из холодильника 2 сосиски, бросаешь в воду, и пока они готовятся, идешь в душ. Как долго ты принимаешь душ?
- Минут 5.
- Отлично. Если будешь 10, то воды – в 2 раза больше.
- Спасибо большое, - пропищала китаянка.
- Вы уверены, что это нормальный завтрак для беременной женщины? – вставилась училка.
- Да. Овощи она будет есть в течение дня, - отрезал француз голосом главврача.
Проходит несколько занятий…
Спрашиваем – как завтраки, как сосиски. Испуганно благодарит, говорит, что всё нормально, старается привыкнуть, ест.
Посоветовали ей менять сорта сосисок. (Училка посоветовала посоветоваться с врачом).
Проходит ещё несколько занятий (в целом до развязки прошел почти месяц)…
Спрашиваем – как?
Сначала говорит, что ничего, но видно, что что-то не так. Начинаем нажимать, чтобы добраться до истины, и наконец, начинаются всхлипывания и традиционное “это ужасно, ужасно!” – и совершенно невкусно, и надоело каждый день, но разуверившись в американском докторе, она твёрдо решила следовать нашему совету, этим и держится, каждое утро начиная с 2 сосисок.
- Ну не знаем… - (вот зря связались, ей не угодишь!) - а ты что, никакие не можешь?
- Да все они одинаковые, не могу я есть холодные сосиски!
- Почему холодные-то? Ты ешь их сразу.
- Они всегда холодные!
- Как они могут быть холодными, если они только что кипели?
- Как кипели, почему?
- Так пока ты в душе – они должны были кипеть.
Китаянка подпрыгнула на месте и взвизгнула на француза:
- Их что, нужно было варить?!
- Конечно… А ты что делала?..
- Вы не говорили – варить!! Вы сказали залить водой и идти в душ! Я не ставила их на огонь!
- Но как они тогда должны были “готовиться”?
- А не знаю! Я думала, они впитывают воду и становятся готовыми для еды!
- Ты что, ела сырые сосиски?!
- А это что, вредно?! – она выкатила глаза, - А для ребёнка это вредно?!
Начался галдёж (разбудили мексиканца). Мы оправдывались, что нам и в голову не могло придти, что она может не поставить кастрюльку на огонь, она кричала, что у неё всё записано, вот, посмотрите, где тут “поставить на огонь?!”, училка долдонила, что нужно слушать врача, а не одноклассников, надо срочно бежать на приём, неизвестно, какие ещё необратимые изменения произошли в беременном организме; китаянка выла, мы орали, что ничего беременному организму от сырых сосисок не будет, что это даже полезнее, и пока сосиски мокли в воде, из них выходили все пестициды, и мочёные сосиски к тому же быстрее перевариваются.
- Так что, какие мне теперь есть – горячие или холодные?
Наступила тишина.
- Ну теперь… наверное, попробуй горячие… чтобы холодные не надоели…
- Конечно, надоели! А не можете меня чему-нибудь другому научить, но чтобы быстрое - на завтрак!
- Попробуй яичницу или омлет…
- Это как?
- Ты что, и яичницу не умеешь готовить?!
- Нет, - ответила китаянка и послушно открыла свой блокнотик, - рассказывайте, только, пожалуйста, подробно, я всё должна записать.
Повисло гробовое молчание… Добровольцев не было. Учить беременную китаянку готовить европейскую еду теперь нас можно было заставить только под дулом пистолета.
Она медленно обвела взглядом класс и остановилась на бедном французе:
- Ну?... Какую кастрюльку нужно взять?
(Тот испуганно дернулся и шепнул мне: - Слушай, их там миллиард!)
- Ну так как?
- Я не знаю, - заёрзал он, - точнее, не знаю, как объяснить… это по сравнению с сосиками Rocket Science… Спроси у девушек.
Но мы тоже отшатнулись, свят-свят! Училка, поджав губы (мол, вот так всегда – разгребать всё мне) перевела внимание на себя и пообещала ей к следующему уроку принести распечатанный рецепт, за что получила слова благодарности от китаянки, а ещё больше от нас.
В классе надолго воцарилось молчаливое равновесие…
Потом она благополучно родила…
А потом у неё забрали ребёнка…
Всё, как всегда…
отсюда m-petra.livejournal.com/37213.html
URL записиХодила я на курсы английского. И к моменту этой истории группа чётко поделилась на 2 части. Противная сторона: несколько молодых китаянок, звуконемой мексиканец и три японки. Наша сторона - имела неофициальное гордое название “Западно-европейский блок”, в него входили венгр, француз, мы с приятельницей, мексиканка, годящаяся нам в матери, холостой китаец и тибетец. О каждом из них можно писать бесконечные истории, но сейчас не об этом, иначе закопаюсь.
Поясню только для тех, кто не в теме: в одном помещении китайцы и тибетцы находится не могут. Вспыхнет пожар, кто-то должен уйти. Когда рот открывали китаянки, нужно было всё бросать и смотреть на тибетца (назовём его НДжи): он опускал голову, его взгляд наливался чёрной густотой ненависти такой тяжести, что становилось не по себе. Он молча, не мигая, исподлобья смотрел на ораторшу (а вещали они только об одном - о величии достижений современного Китая) и, поймав момент, выстреливал короткой разрушительной фразой, превращая речь выступающей в груду мусора.
Из-за стола тут же взлетали, клокоча, как стайка неврастеничных перепёлок, остальные китаянки, махали руками, переходя на визг, но НДжи не менял позы. Он вообще НИКОГДА не снисходил до ответа на их прямое обращение. Иногда, занимаясь своим заданием, он что-нибудь произносил себе под нос, а на другом конце класса вертикальным взлётом взмывали под потолок китаянки, захлёбываясь от гнева. В их сторону он, разумеется, головы не поворачивал.
читать дальше
Он вообще был довольно необычный. На вид лет эдак 25-45, поди пойми. Молчаливый, коренастый, невысокий. Работал укладчиком зелени в дорогом продуктовом магазине. Чтобы точно его представить, вспомните фотографию Пикассо, с его чёрным пронзающим взглядом в упор. Взгляд – один в один.
Мы, ученики и молодая училка, сидели за одним большим столом; когда шел учебный диалог, НДжи переводил взгляд с одного не другого, не поворачивая головы. Переносить этот взгляд на себе было непросто. Как-то в диалоге выяснилось, что он преподавал в индийском универе философию и историю религии. У меня сразу “встал на место” его взгляд, который никак не вписывался в “укладчика зелени”. Он был о-очень необычный, этот тибетец.
Позже выяснилось, что он монах-расстрига. Когда был тот расстрел монахов, он был среди них, остался в живых и бежал с друзьями в Индию. Во время перехода через горы в живых осталось четверо, он в том числе. Училка, может из вежливости, а может из любопытства, спросила, из какого он монастыря. НДжи ответил. Я не поняла ответа, но реакция китаянок была ошеломляющая: они вытаращились на него с почтительным ужасом и с тех пор перестали верещать и визжать в его присутствии и вообще здорово притихли.
Я заметила, что на венгра ответ тоже произвёл впечатление, поэтому, улучив момент, подвалила к нему под бочок. Тот долго шепотом объяснял, вворачивая венгерские слова, когда не хватало английских. Единственное, что я поняла, что этот монастырь – какая-то совершенная запредельность, каста в касте, что тамошние монахи могут ходить по стенам и вообще делать ужас что. И я стала плотоядно присматриваться к монаху, очень хотелось попросить его сделать что-нибудь эдакое, ну по стене пройтись хотя бы.
Венгр был счастливый молодожён. Никакие тяготы беженцев или волнения в поисках работы его не касались. Он приехал в распростёртые объятия новой семьи , они в нём души не чаяли. (Дочь поехала отдохнуть в Венгрию и влюбилась в нашего венгра с первого взгляда). Сама училась на актрису, молодой муж пока пребывал в отпуске, похаживал на английский, изучал новую жизнь и родственников. Кем он был до того не помню, но говорил, что подумывает стать сценаристом, чтобы писать сценарии для жены. Ну молодожен, одно слово
. Был он счастливый и заводной и именно с его появления и началось разделение нашей группы на два клана.До него мы сидели довольно серьёзные: чинные японки с прямыми спинами; напряженные боеготовные китаянки, не реагирующие ни на какие шутки никогда; мексиканец, приходивший с единственной целью – поспать, тк на эти курсы его отпускали с работы.
Мексиканка – мать 4 взрослых сыновей, старший из которых был ей почти ровесником. Жизнь её была вечное путешествие между сыновьями. Как-то на вопрос “Что является Вашим хобби?” ответила: ездить по городам и определять, какая пицца в городе самая вкусная. Ответ произвёл на меня неизгладимое впечатление. Вот бывают же хобби! (хотя на первом месте, всё-таки считаю ответ: “читать”. Причём, произнесённое гордо и с достоинством).
Мексиканка сначала сидела сама по себе, но потом смекнув, что на галёрке идёт бурная жизнь, и мы с законопослушными лицами пытаемся незаметно превратить уроки в балаган, переползла к нам и хорошо вписалась в новую компанию. Иногда она служила щитом от училки, прикрывая нас. Той неудобно было выговаривать пожилой женщине.
Последним появился француз. Он был хорош собой, буен и неполиткорректен. Он мог посреди урока внезапно что-нибудь спеть или залезть под стол, он был непредсказуем. Училка побаивалась его и, думаю, считала сумасшедшим. Его хобби была астрономия. У него дома была крупная, подвижная, собственноручно созданная модель солнечной системы, он постоянно просчитывал полёты каких-то метеоритов итд, ну что за хобби для француза? Француз, как и любой, совершенно всякий человек, тем более неамериканец, по мнению училки, должен был иметь ОДНО хобби: бороться за права человека и арабов, в частности.
Все её тексты, пламенные беседы, подборка упражнений были на одну тему. Она искренне пыталась поднять нас на борьбу с американским империализмом, цель которого – уничтожить арабский мир. Сама она (со своим бойфрендом-иранцем) ездила на все митинги протеста и демонстрации, которые были в пределах её досягаемости.
В то же время она стойко пыталась исполнять свой высокий долг в деле Просвящения и Оцивилизовывания недоразвитых народов (нас в смысле). И тут-то наш клан отрывался по полной. Мы, как бы с отвлечёнными лицами, целенаправленно загоняли её в угол, выводя на очередные ляпы. О чём бы (в своей просветительской работе) она не начинала говорить, мы поворачивали дело так, что в конце по-любому выходило, что дура.
Мы отыгрывались за себя и “за того парня”, точнее, “за ту китаянку”. Девицы не смели возражать Учителю, но в этом деле мы и за них, и за их многовековую культуру стояли горой. Ибо нефиг.
(Ну, например, знакомила как-то она нас со знаком “Peace” (знак Мира). Нарисовала на полдоски эмблему Мерседеса, и давай вещать. Китаянки, повысунув языки, перерисовывали старательно в тетрадочки, а мы, переглянувшись и определив “водящего”, начинали процесс (никогда не спорили с ней массово, чтобы не вызывать подозрений, начинал кто-нибудь один, а если она пыталась замять или перевести тему, мы подначивали типа “расскажи-расскажи, как интересно, не может быть!”). Послушав маленько училкину версию о том, как амер. хиппи выдумали Пасифик, венгр сначала возразил дескать, знак-то сочинили в Англии, а потом выдал и полную историю создания. Она особенно не сопротивлялась, со своим “really?” и особенный шарм ситуации добавлял здоровый круг Мерседеса за её спиной. Потом, конечно, поправили и его).
Другой пункт на уровне шизы у неё был – политкорректность. Она могла бесконечно рассказывать о том, как нужно вести себя в современном обществе. Например, что высшее оскорбление женщине – это дать понять, что вы замечаете, что у неё есть внешность и пол. Это немыслимо, это запрещено итдитп, и тут, конечно, француз слетал с тормозов и останавливал учебный процесс, доводя её до истерики и красных щёк. Она сопротивлялась, дескать, в литературе, в песнях, в странах третьего мира это, возможно, это ещё присутствует, а так же долго будет иметь отражение в искусстве, но в жизни, тем более здесь, это невозможно и расценивается как оскорбление, поэтому будьте осторожны и никогда не делайте подобных ошибок, тем более, имея ввиду конкретную женщину.
Француз преданно и благодарно кивал, и когда уже успокоенная училка расслаблялась, спрашивал: “- То есть Вы хотите сказать, что я не могу сказать Петре или при Петре, что она красивая?”
Поднимался гвалт, училка выходила из берегов, объясняя и разъясняя и параллельно успокаивая меня, чтобы я не обижалась и требовала публичных извинений от француза. Он их тут же охотно приносил, заверяя, что никакая я не красивая, а толстая, противная, и ещё cross-eyed.
- Что это cross-eyed?
И добрые однокашники немедленно на все лады вытянув шеи, радостно изображали косоглазие.
- Сам ты cross-eyed!
- Да, - кивал довольный француз, - а ещё у неё одна нога короче другой!
Ещё в нашей компании был молодой китаец. (Он работал в китайском ресторане, а через год купил дом в НЙ и уехал). У него была заветная мечта – познакомиться с китайской девушкой. И вы удивитесь – в чём же проблема? Неуж китайских девушек мало? Много. Но китайцы у нас разные: те, из Китая, приехавшие учиться в Университете (на каждую группу китайцев – контролирующий особист) и эти, с американским гражданством. Наши китаянки не то что не разговаривали с этим парнем, а вообще не смотрели в его сторону – низзя! Он сначала чувствовал себя неловко, но постепенно прижился под ласковым крылышком Западно-Европейского блока, и что характерно, бывший монах не держал его за китайца.
Японки (как и китаянки) держались в связке. По отдельности я их не видела. Уже потом, когда закончила курсы (наш блок быстро попёрли, типа выучились уже), то узнала их поближе, но во время учёбы они сливались в одно вежливо улыбающееся целое. Они деликатно кивали на абсолютно всё, а в моменты нашего буйства, начинали оживлённо лопотать между собой на японском, чем увеличивали общий галдёж.
И последняя в нашем классе была девочка-Верочка, но это неинтересно.
Монах так заинтересовал дам,что я отклонюсь от основной темы и пойду к финалу окружным путём...
Поначалу он был точной копией изваяния будды (ну эти, которые сидят на клумбах). Сидел за столом такой же каменный и беспристрастный. Но постепенно, с появлением компании, он оттаивал. Разговорчивее не стал, но потеплел.
Одно из открытий (для меня) было традиционная тибетская семья.
На занятиях мы постоянно делали сообщения о традициях или культуре своих стран (что очень интересно, тк одно дело, когда читаешь об этом, и совсем другое, когда абориген сам рассказывает. Опять же вопрос задать можно).
Итак, НДжи доложил нам, что модель семьи, которая к нынешним временам давно уже отмерла, хотя в некоторых в глухих деревнях местами ещё держится, – многомужие. Женщина выходит замуж за всех братьев семьи, переезжая в их дом.
Если в доме есть маленькие братья, то они ждут поры совершеннолетия и тоже вступают с ней в брак. Невесту подбирают средного возраста, старшему, но под всех братьев (т.е. когда старший совсем уже стар, то в наличии ещё имеется муж молоденький, что, как отметил НДжи, очень полезно для здоровья женщины). Чем больше в семье сыновей, тем привлекательнее для невест дом, тк большее количество добытчиков делают дом благосостоятельнее.
За семью, в которой всего один или два сына, хорошую невесту не отдадут. Придётся довольствоваться либо сироткой, либо что осталось.
Такая модель удобна тем, что оставляя наследство, не нужно делить хозяйство, т.е. с годами оно, по идее, должно расти и шириться.
На этом он закончил свою речь и просил задавать вопросы, если вдруг непонятно.
У китаянок к нему вопросов, разумеется, не было, а мы, переварив (точнее, НЕ переварив) услышанное, начали. Первым выступил француз:
- А как же решается проблема, когда кому спать с женой?
НДжи не понял вопроса.
Ему на разные лады разъяснили, он удивился:
- Здесь нет никакой проблемы, это решает жена.
Француз обиделся:
- А другие что, ждут? Расписание что ли?
- Нет никакого расписания. Кого она позовёт, тот и идёт.
Девушки оживились. Мы слыхали, что Тибет – Колыбель Цивилизации и Центр Мироздания, но теперь это приобретало реальные черты, действительно, как мудро всё устроено.
- А если одного она всё время не зовёт и не зовёт? – забеспокоился за далёкого тибетского мужа француз.
- Значит, ему нужно постараться, чтобы заслужить её внимание. Лучше работать, например.
Француз присвистнул. Он чувствовал, что тибетецы где-то что-то не понимают, и ему нетерпелось привести ситуацию к понятному знаменателю. Попытавшись сделать ещё несколько заходов, он, тем не менее, неизменно упирался в спокойное “Она решает”.
- А чьи, простите, считаются дети? – поднял руку венгр-молодожён.
- Как чьи? Всех, хотя в некоторых сёлах считалось – старшего брата.
- Их не различают по отцам?
- Нет.
- И тебе неинтересно знать, который из 10 сыновей – твой?
- Все мои.
- Ага, щаз! – оживилась мужская часть класса.
- Это неважно. Эти дети принадлежат одному роду, и если кто-то из отцов погибнет, другие будут кормить всех детей как своих, а для матери и так не важно, кто отец её ребёнка, она будет заботиться обо всех одинаково, но чем больше мужчин кормят её детей, тем лучше.
- А как на счёт ревности? Братья не ревнуют, не ссорятся? – не унимался француз.
- Как они могут ревновать, если это их всех жена?
- Ну прям совсем?
- Совсем. Наверное.
- Ну вот тебе совсем-совсем радостно было бы смотреть, как брат идёт с твоей женой в спальню?!
- Так это и его жена тоже.
- То есть тебе дела нет?
- Нет.
- А если сосед косо посмотрит на твою жену, тебе тоже дела нет?
- Как это посмотрит?
- А вот так! – и француз изобразил вызывающий, приямо-таки страстно-испепеляющий взгляд и помотал бровями.
- Нет. Сосед так не посмотрит. Его убить могут.
- ААААА!!! – завопил класс, довольный, что ревность всё-таки существует и значит, если Шекспир покопался бы там повнимательнее, то всё бы там нашлось. Всё как у людей.
Но меня беспокоил другой вопрос:
- А что, если жене не хочется исполнять супружеские обязанности с каким-то из мужей?
- Как это не хочется? – удивился НДжи, ход европейской мысли опять ставил его в тупик, - Как не захочется?
Тут все девушки наперебой начали объяснять:
- А так вот и не захочется!
- Ну не нравится один, хоть режь!!
- Ну совсем плохой, плохо работает, во!!!
- Ну не может она с ним идти, со всеми без проблем, а с этим – ну никак!
Француз и венгр в один голос радостно:
- А это уже ЕЁ проблемы!!!
Девицы загалдели, начался базар стенка на стенку, который клубился бы ещё долго, но смолк в одно мгновенье, разбившись о тихий голос НДжи:
- Нет. Это как раз – ЕГО проблема. Его большая проблема.
Мы затихли. И он поведал нам грустную историю о том, что если с одним мужем жене не хочется спать, или невзлюбит его так, что превозмочь уже никак, то начинается чёрная полоса в жизни мужчины.
Сначала, когда неприязнь ещё не озвучена официально, он просто старается изо всех сил, чтобы заслужить её расположение. Братья исподволь ему помогают. Если успехов никаких, то ему даётся испытательный срок, и если и это не приводит к доброму результату, то в игру вступает ПОСЛЕДНЯЯ карта. Самая последняя:
к женщине приходит Свекровь.
(Девчонки! Прежде, чем читать дальше - приготовьте салфетку, чтобы утереть скупую слезу, прольющуюся над несовершенством мироздания):
К женщине
на поклон приходит свекровь. И,
стоя на коленях,
просит пожалеть её сына и позволить ему остаться.
Хотя бы ещё на время. Она выслушает много обидных слов о своём сыне, которого она так плохо воспитала. Она будет просить и обещать, обещать и просить, лишь бы сыну было позволено остаться.
Женщина, безгранично уважая возраст свекрови, может принять её просьбу и оставить мужчину в доме.
В этом месте класс замер… Как изменился мир!
Тишину нарушил француз, как наименее сочувствующий тибетской модели семьи:
- И что будет, если она скажет “Нет”?
- Тогда ему нужно уйти. Пути у него два – в монастырь или в наёмные работники, жить при каком-то доме и работать за еду и кров. Но велика возможность того, что он погибнет как бездомная собака – от голода.
Мы опять немножко пошумели. В разных концах земли заикали далёкие свекрови.
Мне определённо нравился тибетский вариант, я попробовала поближе присмотреться к самой нелюбимой части ведения домашнего хозяйства:
- Скажи, а мужчина может помогать женщине по дому, или это считается только женской работой?
Он не понял вопроса. Но я не унималась и настойчиво пыталась выяснить – кто в доме моет посуду на такую прорву людей.
Оказалось, что домашние обязанности тибетской женщины мало отличаются от европейских, исключалось только одно – женщина не могла работать на земле (т.е. все сельскохозяйственные работы выполняли мужья).
- Ну а там, обед приготовить или посуду помыть, мужчина может?
- Но он же занят своими делами вне дома.
- Хорошо, а если, предположим, снаружи ВСЁ сделано, он может помыть посуду или подмести пол, или он не станет этого делать ни при каких обстоятельствах как, например, у мусульман?
- А… конечно может, почему нет? Если он освободился, он будет выполнять любую работу внутри дома, если нужна его помощь.
- Скажи, Нджи…, - вдруг задумчиво подала голос училка, сидевшая среди учеников, - а как ты стал монахом?..
Все вытаращились на неё, поражённые озарением. И только я не удержалась от гримасы (ну это надо такое подумать? В тибетских монахах и буддийской шкале ценностей я, конечно, ничего не понимаю, но в мужчинах – вполне. И тут не надо особо приглядываться, чтобы понять, что таких мужчин жёны из домов не выпирают).
Он улыбнулся:
- Родители отдали меня в монастырь, когда я был подростком. Это большая честь для семьи, если кто-то из детей станет монахом (монахиней).
- А у меня вопрос, - подняла руку девочка-Верочка, - а как быть остальным женщинам?
- Каким остальным?
- Ну тем, которые не выйдут замуж.
- Что значит не выйдут? Которые не хотят замуж – становятся монахинями.
- Нет, которые не хотят в монахини.
- Тогда идут замуж.
- Так на всех мужей не хватит!
- Как не хватит? Это женщин не хватает, мужчин всегда больше.
- О, а в Европе наоборот.
НДжи вздохнул – там хорошо, где нас нет.
- Как же быть тем, кому не хватит семей-братьев?
Он опять не понял, ему долго объясняли, наконец, он рассмеялся:
- Вы хотите сказать, что какой-то женщине может не хватить мужчины?
- ДА!
- Такого быть не может: если женщина хочет выйти замуж, она же всегда найдёт за кого, остаться одному – проблема мужская. Она может забрать одного из младших мужей и они будут жить сами. Но в деревнях так не проживёшь, поэтому это могло быть только в городе. Там можно прожить и с двумя мужьями, даже с одним. А на земле – нет, нужно много…
И мы опять возражали и опять много говорили…
…Так проходили наши занятия-путешествия к далёким берегам… Студенты приносили диковинные вещи, хранящие память предков. Каждый бережно нёс свой рассказ как драгоценную воду в пригоршнях, боясь расплескать, пытаясь передать своё трепетное отношение к тому своему далёкому непохожему, чего больше нигде не встретишь…
P.S. Кстати, он потом таки сказал нам, почему вышел из монашества. При китаянках, видимо, не хотел, и всегда уходил от ответа, хотя мы делали несколько заходов. Но как-то в малом кругу мы мусолили задание, и зашла речь о том, что прежде чем вернуться в мир, монахам назначается испытательный срок: проверяют на прочность его решение. Если этот путь пройден и отговорить не удаётся, то его без препятствий отпускают. Но на семью ложится тень позора. Родители НДжи, например, вынуждены были переехать в другое место, потому что стыдно было смотреть знакомым в глаза. (И кстати, на момент крупнейшего восстания и расстрела монахов, он уже был расстрига, но пошёл вместе со всеми).
- А почему ты всё-таки решил уйти? – тихо спросили его в очередной раз.
Он замолчал. Нам стало неловко: вот пристали, бестактные, видно же, что не хочет говорить, всё - больше никогда не спросим. И вдруг:
- Я хотел быть с женщиной.
- С конкретной? Ты был влюблён?!
Он дёрнулся, взгляд стал чёрным:
- Нет. Этого не могло быть.
- А когда ты встретил свою жену?
- Гораздо позже, в Индии, мы работали в одном университете, а потом переехали сюда.
(на момент этой истории у него был маленький сын, но года 2 назад родился ещё один).
- А ты никогда не пожалел, о том, что сделал? - ляпнула я.
- Моим родителям было очень тяжело.
- Ты никогда не пожалел?
Он медлено поднял глаза и посмотрел в упор:
- Нет. Нет ничего лучше, чем быть с женщиной.
Итак, возвращаемся в наш класс, в обычный день, похожий один на другой.
Занятия проходили по одной неизменной схеме – 45 минут занятие, 15-20 минут перерыв на кофе и опять 45 минут. Нельзя сказать что сам урок был заформализирован, но мы всё-таки занимались каким-то делом и шли по заданной училкой колее. А перерыв первоначально был задуман как время неформального общения. Предполагалось, что мы будем применять полученные знания в свободном полёте.
Японки уходили сразу и отдыхали от нас на японском. Китаянки, как более дисциплинированные, находились в классе, но шушукались тоже на своём. Западно-Европейский Блок, таким образом, беспрепятственно принадлежал сам себе и мог потрындеть о чём хошь.
Но училка быстро учуяла своим политкорректным носом, что в этом объединении есть что-то неправильное, и поспешила вмешаться и употребить наше свободное время на пользу (на нашу пользу, естесственно). Она решила поучить нас “Искусству общения в американском обществе”, оно же Social Skills, оно же Small Talk.
Ну, местные уже поняли и скривились: Small Talk это предельно выхолощенный неэмоциональный разговор ни о чём на определённые темы, которые изначально исключают конфликтность, спорность, а так же интерес и смысл. Суть СмолТока - передержать определённое время большое количество народу на маленькой площади так, чтобы всё было мило, гладко, приятственно, не вспыхнуло никаких размолвок, и чтобы в конце вечеринки все с лёгкой душой разошлись.
Круг тем, вопросов и ответов выверен и отшлифован годами. Основное искусство – держать лицо.
Вы спросите: так что, по-человечески и поговорить уже нельзя? Можно. Но для этого есть узкий круг друзей. Таким образом, училка лишила нас возможности поболтать в узком кругу друзей, заставляя играть по правилам СмолТока, и нам пришлось со взаимно покислевшими минами болтать о всякой всячине за стаканчиком кофе. При этом она сидела с нами, вежливым цербером направляя и корректируя беседу.
Одна из главных тем СмолТока, я бы сказала, основополагающая – о еде.
Кто что ел. И вкусно ли это было. Варианты – вкусно, очень вкусно, рилли вкусно. (Что характерно, в школе детей тоже к этому приучают).
Когда в классе появился француз, уроке на втором мы по кругу отвечали на вопрос “Как прошли наши выходные”. Отвечать нужно было в определённой глагольной форме, пару предложений.
Когда дошла его очередь, он ответил:
- В субботу мы ходили на большую вечеринку к друзьям.
Этого было мало, училка направила:
- Вам понравилось на вечеринке?
- Да.
- Что Вы там ели?
Француз подумал, что не понял, и на всякий случай переспросил.
- Что Вы там ели? – ласково отчеканила училка.
Он опешил. Бросил вопросительный взгляд назад и растерянно повернулся обратно. Училка опять пришла на помощь:
- Там было много разной еды, не так ли?
- Да, - кивнул смутившийся француз, он не понимал, в чём подвох.
- Что Вы там ели?
- Ел?!.. В смысле кушал?! (он изобразил быстрые движения “ложкой”)
- Да.
- Ох… да не помню… какая разница… чё-то ел…
- Это было вкусно?
Потерявший точку опоры, француз пополз взглядом по лицам одноклассников, но первыми сидели фарфоровые китаянки, затем спавший мертвецким сном мексиканец и наконец, его взгляд упёрся в меня. Я медленно кивнула, мол, всё норомально, брат, у них всегда так. Он быстро обернулся и ответил:
- Да, это было съедобно.
И во время перерывов гастрономическо-погодная тема была у нас основной. Мы, конечно, удирали, как могли, но оставлять класс пустым было неловко, поэтому либо училка кого-то в упор остановит, либо мы сами поддерживали вялое присутствие.
Так, ни шатко ни валко, мы отсиживали свою повинность на “непринуждённую беседу”, но неожиданно одна из китаянок забеременела, и у нас появилась общая тема для разговоров. У всех в классе, кроме молодых китаянок, были дети (каламбур, однако!), поэтому мы искренне расспрашивали о её здоровье и что она ест.
Забавным открытием для меня было – однажды она пожаловалась, что никак не может привыкнуть в Америке к тому, что приходится есть мясо коровы, забитой НЕ СЕГОДНЯ.
Она плакалась, что долго вообще не могла есть мясо, но постепенно приучает себя понемножку, и это ужасно, ужасно! Она мучалась и хотела домой.
Китаянка оказалась из какой-то деревушки, в которой мясо не хранят, а как забьют корову, так тут же и съедят. (Кстати, студенты-китайцы дружно ловили форель в местной реке, в которой ловить рыбу запрещено, тк вода считается экологически нечистой (не знаю, насколько это правда, но китайцев это не брало). Случаев нападения на коров, вроде, не замечалось).
В общем, с наступлением беременности наши внутригрупповые отношения с Китаем несколько потеплели, мы её жалели. Она тоже помягчела. Подруги стали её сторониться, как будто она выкинула что-то вздорное, да и не понимали они ничего в этом деле.
Для тех, кто пропустил, напомню, что детей у них через год забирают и увозят на родину, чтобы молодые родители, которым нужно учиться в универе, не вздумали анализировать, где жить лучше - внутри Китая или снаружи.
Дни шли за днями, и однажды пожилая мексиканка осторожно спросила:
- Скажи… а почему ты так сильно прибавляешь в весе? Что доктор говорит?
Это была правда – разнесло нашу девицу со страшной силой, но вопрос задавать было неудобно.
- Не знаю, а что, не должно?
- Ну… должно… но не так.
Училка тут же закудахтала, что девочка выглядит прекрасно, что всё совершенно в норме, что доктор бы непременно сказал, начала делать пассы руками и таращить глазами, чтобы дать понять мексиканке, что та переходит границу приличий. Но та строго подняла руку, как бы отстраняя её, мол, политес – в другой раз. От неожиданности училка села.
- Что ты ешь? Ты отекаешь?
- Не знаю, - заканючила девчонка, - ем как всегда, как доктор говорит.
- Расскажи, что ты ешь.
И китаянка, шмыгая носом, начала перечислять всё, что она ест. Мы, сдвинув брови, внимательно слушали её (класс мгновенно превратился в научный консилиум, на каждом появилась незримая белая шапочка, на девочке – линялый халатик).
Она детально перечисляла всё, что она ест и где покупает, училка автоматически (себе под нос) поправляла произношение, мексиканка кивала. Ничего криминального в её рационе не было.
- Это все?
- Из еды - всё.
Мексиканка насторожилась:
- А не из еды?
- Только то, что доктор прописал.
- Витамины?
- Витамины тоже.
- А что ещё?
- Peanut Butter, банку за пару дней.
- Что?! – заорал класс, - банку?!
(Peanut Butter – это арахисовое масло, калорий – на месяц вперёд, и то лишко. Есть это можно только если приучили с детства, приезжие обычно не едят. Считается, что это придаёт энергии, выглядит как варёная сгущёнка, только не сладкая, поэтому это мажут на хлеб, а сверху заливают вареньем, бррр).
Мы поняли, что произошло какое-то недоразумение, поэтому потребовали подробностей.
И она поведала, что пожаловалась врачу, что есть ничего не может, особенно по утрам, хочет спать и плакать и домой, на что доктор посоветовал есть что-нибудь сладенькое. Но наша китаянка, оказывается, с детства не ест ничего сладкого, а теперь и вовсе не может. Доктор начал перебирать соблазнительные сладости, но она отвергала всё. Наконец он воскликнул:
- Что, и Peanut Buter не любите? Не может быть! Это все любят! Вы должны, должны есть что-нибудь сладкое, ребёнку это необходимо для формирования, к тому же там много белка!
Далее следовали рыдания о том, что это невозможно есть, и что это совершенно несъедобно (тут уж мы согласны). И главное – это совершенно не сладко!
- Так его же не едят так! На него кладут желе! – испугалась училка.
- Желе? – вытаращила от ужаса глаза китаянка, - ещё и желе? Я не смогу! Я и так рыдаю каждый раз и терплю только из-за ребёнка.
Мы на все лады начали объяснять ей, что во-первых, доктору и в башку не могло влезть, что она станет столько этого есть, а во-вторых, американских врачей вообще слушать не надо.
- А кого же надо слушать?
- Нас!
Удивительно, но она, очень как-то сразу это приняла. Особенно мексиканку. Та методично рассказывала ей, что нужно кушать, но мы опять упёрлись в мясо. “- Вот вырастет твой мачо, - уговаривала она её, - будет профессором в университете, тогда пусть становится вегетерианцем сколько хочет, а сейчас нельзя! Детям нужно мясо, чтобы голова работала”. И она постучала себя кулаком по лбу, чтобы до китаянки наверняка дошло, для чего ей нужно есть мясо.
Та опять начала охать.
- Слушай, - предложил венгр, - ну ешь тогда колбасу. Или ветчину? Уверен, что даже в Китае колбаса сделана не в тот же день, когда её едят.
Мы единодушно одобрили это гениальное предложение и сошлись на том, что она будет делать себе на завтрак большой бутерброд и разрешили ей выкинуть арахисовое масло.
Училка попыталась объяснить китаянке, что она не может так радикально менять свой режим и должна получить одобрение доктора, но её авторитет уже был ничто по сравнению с авторитетом нашего консилиума. Училка пригрозила, что если что – пусть пеняет на себя. Мы неодобрительно загудели.
Прошло несколько дней, скажем, неделя.
Китаянка в весе не сбавила, но скисла.
Спросили – как здоровье, что кушает, как настроение, как ветчина по утрам?
Она чуть-чуть похорохорилась, но потом созналась, что всё плохо. Мы расстроились – ну что, совсем?
- Не совсем, но замёрзшее масло на ветчине тяжело даётся.
- А почему замерзшее?
- За ночь замерзает.
- А что делает масло ночью на ветчине?!
Китаянка на полном серьёзе (а они, похоже, вообще никогда не шутят) объяснила, что бутерброд она себе делает с вечера, заворачивает в плёнку и кладёт в холодильник, потому что утром у неё не хватает времени его делать. (Замечу, она не работает, а курсы пару раз в неделю и начинаются эдак в час).
- А что там вообще делать? Минута!
- Какая же минута? Надо хлеб порезать,
- Это полминуты, купи порезанный!
- Ветчину порезать,
- Два куска?! Купи порезанную!
- Лист салата помыть,
- Помой с вечера.
- Маслом намазать, это никак не минута! Я очень медленная по утрам, к тому же как начинаю всё это резать, сразу вспоминаю маму, и нормальную еду, и хочу домой, и начинаю плакать. А когда утром поревёшь – весь день такой.
Мда… мы молча смотрели на неё.
- Когда я готовила завтрак, на всю семью, - заметила мексиканка, - я одновременно ещё делала кучу дел. И точно никогда не плакала над ветчиной. У меня не было ветчины. А была бы – я над ней не плакала бы.
- Но у Вас, наверное, было нормальное мясо!
- Совсем не каждый день.
Китаянка поняла, что она опять отдаляется от нас в туман глухого непонимания, и упавшим голосом прибавила:
- Я не могу есть холодное мясо… или ветчину, какая разница…
Француз пробурчал что-то по-французски (судя по интонации - выругался) и предложил:
- Есть идея. Делай на завтрак сосиски. Это очень быстро, это типа мяса и это не холодное.
Мы одобрительно загудели. Против сосисок никто ничего не имел.
Китаянка высморкалась и попросила научить её покупать и делать сосиски на завтрак.
Рассказав и показав на пальцах всё, что могли, объяснив, где это купить, приступили к объяснениям:
- С утра, как встаёшь, наливаешь в кастрюльку воды…
- В какую?
- В самую маленькую, чтобы 2 сосиски влезли, наливаешь воды…
- Сколько?
- Немного, половинку…
Перебивают:
- Нет, не так, проще наоборот: кладёшь 2 сосиски и заливаешь водой…
- На 2 пальца воды…
- Это много, на один!
Китаянка начинает испуганно моргать:
- Так как же правильно?
Начинаем шуметь, в сосисках-то каждый спец.
- Стоп! – останавливает мексиканка, - так мы её запутаем, надо, чтобы объяснял кто-то один. Это его идея, - показывает на француза, - ты и говори!
Довольный француз откинул прядь со лба и со знанием дела начал:
- Приготовление этого блюда совершенно не займёт у тебя времени и не напомнит маму. Кстати… а воспоминания о муже у тебя не вызывают негативных эмоций?..
- Говорите, пожалуйста, по существу, придерживайтесь рецепта! – занервничала училка.
- А я по существу! Я же для беременной рассказываю, видите, какое у неё эмоциональное воображение, я должен это учитывать.
- Нет, пусть лучше девушки рассказывают, они это лучше сделают.
- Нет, пусть он, пусть он! Он лучше знает, это традиционная французская кухня!
- Мерси, - кивает в нашу сторону француз и продолжает, - как только утром встаёшь… (делает многозначительную паузу, выжидая, последует ли что-нибудь от училки, но нет, та терпит) – иди сразу на кухню. Кастрюльку приготовь с вечера, пусть стоит наготове… (Опять строгая пауза). Утром наливаешь воду в кастрюльку…
- Подождите, я запишу.
- Записывай: налить воду в кастрюльку…
- Сколько?
- Какая кастрюлька?
- Такая (показывает руками).
- Вот до сюда (показывает).
- Достаёшь из холодильника 2 сосиски, бросаешь в воду, и пока они готовятся, идешь в душ. Как долго ты принимаешь душ?
- Минут 5.
- Отлично. Если будешь 10, то воды – в 2 раза больше.
- Спасибо большое, - пропищала китаянка.
- Вы уверены, что это нормальный завтрак для беременной женщины? – вставилась училка.
- Да. Овощи она будет есть в течение дня, - отрезал француз голосом главврача.
Проходит несколько занятий…
Спрашиваем – как завтраки, как сосиски. Испуганно благодарит, говорит, что всё нормально, старается привыкнуть, ест.
Посоветовали ей менять сорта сосисок. (Училка посоветовала посоветоваться с врачом).
Проходит ещё несколько занятий (в целом до развязки прошел почти месяц)…
Спрашиваем – как?
Сначала говорит, что ничего, но видно, что что-то не так. Начинаем нажимать, чтобы добраться до истины, и наконец, начинаются всхлипывания и традиционное “это ужасно, ужасно!” – и совершенно невкусно, и надоело каждый день, но разуверившись в американском докторе, она твёрдо решила следовать нашему совету, этим и держится, каждое утро начиная с 2 сосисок.
- Ну не знаем… - (вот зря связались, ей не угодишь!) - а ты что, никакие не можешь?
- Да все они одинаковые, не могу я есть холодные сосиски!
- Почему холодные-то? Ты ешь их сразу.
- Они всегда холодные!
- Как они могут быть холодными, если они только что кипели?
- Как кипели, почему?
- Так пока ты в душе – они должны были кипеть.
Китаянка подпрыгнула на месте и взвизгнула на француза:
- Их что, нужно было варить?!
- Конечно… А ты что делала?..
- Вы не говорили – варить!! Вы сказали залить водой и идти в душ! Я не ставила их на огонь!
- Но как они тогда должны были “готовиться”?
- А не знаю! Я думала, они впитывают воду и становятся готовыми для еды!
- Ты что, ела сырые сосиски?!
- А это что, вредно?! – она выкатила глаза, - А для ребёнка это вредно?!
Начался галдёж (разбудили мексиканца). Мы оправдывались, что нам и в голову не могло придти, что она может не поставить кастрюльку на огонь, она кричала, что у неё всё записано, вот, посмотрите, где тут “поставить на огонь?!”, училка долдонила, что нужно слушать врача, а не одноклассников, надо срочно бежать на приём, неизвестно, какие ещё необратимые изменения произошли в беременном организме; китаянка выла, мы орали, что ничего беременному организму от сырых сосисок не будет, что это даже полезнее, и пока сосиски мокли в воде, из них выходили все пестициды, и мочёные сосиски к тому же быстрее перевариваются.
- Так что, какие мне теперь есть – горячие или холодные?
Наступила тишина.
- Ну теперь… наверное, попробуй горячие… чтобы холодные не надоели…
- Конечно, надоели! А не можете меня чему-нибудь другому научить, но чтобы быстрое - на завтрак!
- Попробуй яичницу или омлет…
- Это как?
- Ты что, и яичницу не умеешь готовить?!
- Нет, - ответила китаянка и послушно открыла свой блокнотик, - рассказывайте, только, пожалуйста, подробно, я всё должна записать.
Повисло гробовое молчание… Добровольцев не было. Учить беременную китаянку готовить европейскую еду теперь нас можно было заставить только под дулом пистолета.
Она медленно обвела взглядом класс и остановилась на бедном французе:
- Ну?... Какую кастрюльку нужно взять?
(Тот испуганно дернулся и шепнул мне: - Слушай, их там миллиард!)
- Ну так как?
- Я не знаю, - заёрзал он, - точнее, не знаю, как объяснить… это по сравнению с сосиками Rocket Science… Спроси у девушек.
Но мы тоже отшатнулись, свят-свят! Училка, поджав губы (мол, вот так всегда – разгребать всё мне) перевела внимание на себя и пообещала ей к следующему уроку принести распечатанный рецепт, за что получила слова благодарности от китаянки, а ещё больше от нас.
В классе надолго воцарилось молчаливое равновесие…
Потом она благополучно родила…
А потом у неё забрали ребёнка…
Всё, как всегда…
отсюда m-petra.livejournal.com/37213.html
@темы: моченые сосиски
-
-
09.05.2011 в 17:21-
-
09.05.2011 в 17:27-
-
09.05.2011 в 17:37Про тибетца очень интересно, мне вообще Тибет интересен.
-
-
09.05.2011 в 17:44для меня про Тибет стало большой неожиданностью... сколько живу, не слышала о такой самобытности.
а ты не знаешь, где еще про Тибет прочитать можно интересное?
-
-
09.05.2011 в 17:47-
-
09.05.2011 в 17:48-
-
09.05.2011 в 17:56-
-
09.05.2011 в 17:57-
-
09.05.2011 в 17:59rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=1099169
rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=1660239
rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=2399805
rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=2408682
-
-
09.05.2011 в 18:01спасибо!
-
-
09.05.2011 в 18:04asmodel.diary.ru/p126918377.htm самые первые ссылки как раз и есть Тибетские
-
-
09.05.2011 в 18:07-
-
09.05.2011 в 18:32-
-
09.05.2011 в 18:33-
-
09.05.2011 в 18:34-
-
09.05.2011 в 18:56-
-
09.05.2011 в 19:15уже полчаса улыбаюсь!
над сосиской рыдала просто Х))
утащу к себе, тоже людей порадую)
-
-
09.05.2011 в 22:23*пошла переваривать
сосискиинформацию*